Лидия Алексеевна Чарская. "Княжна Джаваха" - Глава IV Фея Ирэн в лазарете

Индекс материала
Лидия Алексеевна Чарская. "Княжна Джаваха"
Глава II Бабушка. Отец. Последний отпрыск славного рода
Глава III Два героя. Абрек. Моя фантазия
Глава IV Бэлла. Неожиданная радость
Глава V В дороге. Аул Бестуди. Свадьба Бэллы
Глава VI У княгини. Хвастунишка. Паж и королева. Ночные страхи
Глава VII Таинственные огоньки. Башня смерти.
Глава VIII Обличительница
Глава IX Пир. Демон. Подслушанная тайна
Глава X Смерть Юлико. Моя клятва
Глава XI Колдунья Сарра. Бегство
Глава XII Ночь в горах. Обвал
Глава XIII Снова дома. Две клятвы
Глава XIV В путь-дорогу
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ * В ИНСТИТУТЕ
Глава II Уроки. Травля. Последнее прости
Глава III Последнее прости. Обыск
Глава IV Фея Ирэн в лазарете
Глава V Преступление и наказание. Правило товарищества
Глава VI Ложь и правда. Люда Власовская
Глава VII Принцесса Горийская показывает чудеса храбрости
Глава VIII Из-за вороны друзья на всю жизнь
Все страницы
                                  Глава IV


                            Фея Ирэн в лазарете

     Большая    незнакомая   комната   с   кроватями,   застланными   белыми
покрывалами, тонула во мраке сентябрьской ночи.
     Я  лежала  в  постели  с  компрессом на голове, и все мое тело болело и
ныло.
     - Где  я?  -  вырвалось  у  меня невольно, и я стала дико оглядываться,
присматриваясь к незнакомой обстановке.
     - В  лазерете,  барышня, будьте покойны, - ответил мне чей-то старчески
дрожащий голос.
     - Кто вы?
     - Я, Матенька.
     - Да кто же, Господи? Я ничего не понимаю.
     Тогда  говорившая  поднялась  с  табуретки, и при бледном свете месяца,
заглядывавшего  в  окна,  я  увидела  маленькую  сморщенную старушку в белом
чепчике и темном платье.
     - Кто вы? - еще раз спросила я ее.
     - Матенька,   сиделка   здешняя...   Вот   выпейте,   княжна-голубушка,
лекарствица  -  вам  и  полегчает,  -  тихо и ласково проговорила незнакомая
старушка, протягивая мне рюмочку с какой-то жидкостью.
     - Зачем же лекарство? Разве я больна? - взволновалась я.
     - Ну,  больна  не больна, а все же прихворнули малость. Да это не беда!
Франц  Иванович  живо  вас  на  ноги поставит. Завтра же выпишетесь. Выпейте
только капельки, и все как рукой снимет.
     Я  покорилась  и, приняв из ее рук рюмку, проглотила горькую, противную
микстуру.
     - Ну,  вот и отлично! А теперь с Богом бай-бай, а я тоже пойду прилягу,
благо дождалась вашего пробуждения, да дала вам лекарства.
     "Какая  она  славная,  добрая,  и  какое  у нее чудесное, милое лицо, -
подумала  я  невольно.  -  Барбале  такая  же  старенькая, но у нее нет этих
морщинок  вокруг глаз, точно лучами окружающих веки и придающих всему облику
выражение затаенного добродушного смеха".
     Она  нагнулась  ко  мне, перекрестила меня совсем по-домашнему, как это
делала Барбале, и сказала:
     - Спи, дитятко... Господь с тобою!
     Сладко  забилось  мое  сердце  при  этой бесхитростной ласке лазаретной
сиделки, и бессознательно, обвив руками ее шею, я шепнула:
     - Какая вы добрая, точно родная! Я уже люблю вас!
     - Спасибо,  матушка,  красоточка моя, что приласкала меня, старуху... -
растроганно  произнесла  Матенька и, заботливо укрыв меня одеялом, поплелась
к себе, покашливая и чуть слышно вздыхая.
     Я  улеглась  поудобнее  и  стала  смотреть  в  окно.  Неспущенная штора
позволяла  мне  видеть  высокие  деревья институтского сада и площадку перед
лазаретными окнами, всю ярко освещенную луной.
     "Вот,  -  думалось  мне,  -  эта  же  луна светит в Гори и, может быть,
кто-либо  из  моих,  глядя  на нее, вспоминает маленькую далекую Нину... Как
хотелось  бы  мне,  чтобы  лунная  фея  передала,  как  в  сказке, им - моим
дорогим, милым, - что Нина думает о них в эту лунную осеннюю ночь!.."
     И  лунная  фея, точно подслушав мое желание, явилась ко мне. У нее были
светлые,  совсем  льняные  волосы, спадающие по плечам длинными волнами... В
глазах  у  нее  словно  отражалось  сияние  месяца,  так  они  были светлы и
прозрачны!..   Высокая,   гибкая,   одетая  во  что-то  белое,  легкое,  она
неожиданно  предстала  предо  мною...  И  -  странное дело - я не испугалась
нисколько  и  смотрела  на  нее  с  улыбкой, выжидая, что она скажет. Но она
молчала  и  только  пристально  смотрела на меня своими загадочными глазами.
Луч  месяца  скользнул  по ее головке и спрятался в кудрях. И кудри ее стали
оттого совсем, совсем серебряными.
     Так как она все еще молчала, то я решила заговорить первая.
     - Как хорошо, - прошептала я, - что ты пришла ко мне, лунная фея.
     Она  засмеялась,  и  смех  ее  показался мне звонким и чудесным, именно
таким, каким умеют смеяться одни только феи.
     - Нет,  нет,  я  не  фея!  -  воскликнула  она  и  тихо, словно нехотя,
добавила: - Я только Ирэн!
     - Ирэн?  -  удивилась  я,  -  но  разве  лунная фея не может называться
Ирэн?..
     - Я  должна  вас разочаровать, маленькая княжна... Вы ждали лунную фею,
а  перед  вами Ирочка Трахтенберг, воспитанница выпускного класса института.
Ирина Трахтенберг, или просто Ирочка, как меня называют институтки.
     - Ирэн...  Ирочка...  как хорошо, что вы пришли ко мне! Правда, я ждала
фею, но вы такая же светлая и хорошенькая и вполне можете заменить ее.
     И  я  взяла  ее руки и вглядывалась в ее лицо, фантастически освещенное
лучами месяца.
     - Ну,  полно,  крошка,  мне  надо  идти, - улыбнулась она, - вам нельзя
много  разговаривать,  а  то у вас снова повысится температура и вы не скоро
выпишетесь из лазарета.
     - Ах,  нет,  нет,  фея Ирэн, не уходите от меня! - испуганно взмолилась
я, - посидите на моей постели. Вы еще не хотите спать?
     - О,  нет!  увы!  я  страдаю  бессонницей и долго хожу по комнатам, всю
ночь,  хожу,  пока  не  почувствую  желания  отдохнуть,  и  только  под утро
засыпаю.  Вот и сейчас я слышала, как вы разговаривали с Матенькой, и пришла
к вам заменить старушку. Вам не надо ли переменить компресс?
     - О,  да,  пожалуйста!  только не уходите! - взмолилась я, видя, что ее
гибкая фигурка удаляется от меня.
     - Но, смешная малютка, не могу же я иначе намочить тряпку.
     - Тогда  не  надо  компресса. Сядьте лучше около меня и положите мне на
лоб  вашу  руку...  У вас такая нежная, белая рука - она должна принести мне
облегчение...  Ну,  вот  так...  А  теперь... теперь вы мне скажите, как это
случилось, что вы не фея, а просто Ирэн?
     Ирэн засмеялась.
     Она   удивительно   хорошо   смеялась.  Точно  серебряные  колокольчики
переливались  у  нее  в  горле  -  и  глаза  ее при этом делались большими и
влажными...
     Она  рассказала  мне,  что  она родом из Стокгольма, что отец ее важный
консул,  что  у  нее есть младшая сестра, поразительная красавица, и что она
горячо любит свою холодную родину.
     Тогда  и  я  не  могла удержаться, чтобы не рассказать ей, какие чудные
дни  проводила  я  на  Кавказе,  как  тяжело мне было расставаться сегодня с
отцом и как мне хочется назад в мой милый, солнцем залитый Гори.
     Она  слушала  меня  очень  внимательно.  Все время, пока я говорила, ее
тоненькая  ручка  лежала  на моем лбу, и, право же, мне казалось, что боль в
голове  утихала,  что  хорошенькая  Ирочка  способна унести мою болезнь, как
настоящая маленькая фея.
     - Однако  на сегодня довольно! - прервала она меня, когда я, ободренная
ее  вниманием,  стала  рассказывать ей о том, как я убежала из дому в платье
нищего сазандара, - довольно, детка, а то мы начинаем бредить!..
     Очевидно,  она  не  поверила  мне!  Она приняла за бред то, что было со
мною  и  что  я  с  такой  горячностью  рассказывала  ей!..  Я  не  стала ее
разубеждать.  Пусть  считает  бредом мою полную происшествий маленькую жизнь
эта странная, поэтичная девушка!..
     - Покойной  ночи,  малютка  Нина,  вам  пора  спать, завтра наговоримся
досыта,  -  еще раз услышала я ее нежный голос. Потом, крепко поцеловав меня
в мокрый от испарины лоб, она пошла к двери.
     - До свиданья, фея Ирэн!..
     Я  видела,  как  она легко скользила по комнате, точно настоящая лунная
фея, и исчезла в коридоре.
     - До  свиданья,  фея  Ирэн!  -  еще раз прошептала я; и в первый раз по
моем  поступлении  в  мрачные  институтские  стены  снова сладкая надежда на
что-то хорошее постучалась мне в сердце.
     Я улыбнулась, вздохнула и мгновенно забылась быстрым, здоровым сном.
     Утро  стояло  солнечное,  светлое.  Открыв глаза, я увидела непривычную
лазаретную обстановку и вспомнила все...
     Толстенькая,   свеженькая  фельдшерица,  с  улыбающимся  жизнерадостным
личиком, принесла мне вторую порцию лекарства.
     - Ну,  слава Богу, отходили, кажется, нашу новенькую, - улыбнулась она,
-  а то вчера ужас как напугали нас; принесли пластом из класса - обморок...
Скажите,  пожалуйста,  обморок! в эти-то годы да такие-то обмороки березовой
кашей лечить надо...
     Она  ворчала  притворно-сердито,  а лицо ее улыбалось так простодушно и
весело, что мне ужасно хотелось расцеловать ее.
     Потом,  вдруг,  я  вспомнила, что не увижу больше отца, что он далеко и
никакая сила не может его вернуть теперь к его Нине-джан.
     И мой взор затуманился.
     - Что   это,   слезы?   -   вскрикнула   Вера   Васильевна  (так  звали
толстушку-фельдшерицу),  пытливо заглянув мне в глаза. - Нет, девочка, вы уж
это  оставьте,  а  то  вы мне такого дела наделаете, что не вылечить вас и в
две недели.
     - Хорошо,  -  произнесла  я,  -  я  постараюсь сдерживаться от слез, но
только пришлите сюда ко мне фею Ирэн.
     - Фею  Ирэн?  -  недоумевающе  произнесла она, - да вы, Господь с вами,
никак бредите, княжна?
     - Фея Ирэн - это Ирочка Трахтенберг. Где она?
     - М-lle  Трахтенберг еще спит, - заявила появившаяся на пороге Матенька
и потом спросила у Веры Васильевны, можно ли мне встать сегодня с постели.
     Та разрешила.
     Я  быстро  принялась одеваться и через полчаса, причесанная и умытая, в
белом  полотняном лазаретном халате, точь-в-точь таком же, какой я видела на
Ирочке  сегодня  ночью,  входила  я  в  соседнюю  палату. Там, перед дверцей
большой  печки,  на  корточках,  вся раскрасневшись от огня, сидела Ирочка и
поджаривала на огне казенную булку.
     - Тсс!  не  шумите, маленькая княжна! - остановила она меня, приложив к
губам палец.
     И   я   со  смехом  присела  тут  же  подле  нее  на  пол  и  стала  ее
рассматривать.
     Она  была  уже  не  такая хорошенькая, какою показалась мне ночью. Утро
безжалостно  сорвало  с  нее  всю ее ночную фантастическую прелесть. Она уже
более    не    казалась   мне   феей,   но   ее   большие   светлые   глаза,
загадочно-прозрачные,  точно глаза русалки, ее великолепные, белые, как лен,
волосы  и  изящные черты немного надменного личика с детски-чарующей улыбкой
- невольно заставляли любоваться ею.
     - Что  вы  так  пристально  смотрите  на  меня,  княжна,  -  засмеялась
девушка, - или не признаете во мне больше таинственной лунной феи сегодня?
     - Нет,  нет, Ирочка, совсем не то... Я смотрю на вас потому, что вы мне
ужасно нравитесь, и точно я вас знаю давным-давно!..
     - Хотите  жареной  булки?  - неожиданно оборвала она мою пылкую речь и,
отломив  половину  только  что  снятой с горячих угольев булки, протянула ее
мне.
     Я  с  большим  аппетитом принялась за еду, обжигая себе губы и не сводя
глаз с Ирочки.
     За  что  я ее полюбила вдруг, внезапно - не знаю, но это чувство вполне
завладело моим горячим, отзывчивым на первые впечатления сердцем.
     В  два  часа  приехал  доктор.  Он  выслушал  меня  особенно тщательно,
расспросил  о  Кавказе, о папе. Потом принялся за Ирочку. Кроме нас, больных
в лазарете не было. Зато из классов их потянулась на осмотр целая шеренга.
     - Франц  Иванович,  голубчик,  -  молила  совершенно  здоровая  на вид,
высокая, полная старшеклассница.
     - Что прикажете, m-lle Тальмина?
     - Франц  Иванович,  голубчик,  найдите  вы  у меня катар желудка, катар
горла, катар...
     - У-ух,  сколько  катаров  сразу! Не много ли будет? Довольно и одного,
пожалуй... - засмеялся добродушно доктор.
     - Голубчик,  физики  не  начинала...  А  изверг-физик  в  последний раз
обещал вызвать и кол влепить... Миленький, спасите!
     - А если в постель уложу? - шутил доктор.
     - Лягу,  голубчик...  Даже  лучше  в  постель,  доказательство  болезни
налицо.
     - А касторку пропишу?
     - Брр! Ну, куда ни шло, и касторку выпью... Касторка лучше физики...
     - А  вдруг maman не поверит, температуру при себе прикажет смерить? Что
тогда? а? обоим нахлобучка...
     - Ничего,  голубчик... температура поднимется, я градусник в чай опущу:
живо 40 будет.
     - Ах,  вы,  разбойницы,  -  рассмеялся  доктор,  - ну, да уж что с вами
делать...  Только  смотрите,  чтоб в последний раз эта болезнь физики с вами
приключилась,  а  то  головой выдам кому следует: скажу, что вы вместо своей
температуры чайную измеряете!
     - Не скажете! - бойко отпарировала девочка, - вы добрый!
     Действительно, он был добрый.
     Через минуту его громкий голос взывал по адресу Матеньки:
     - Сестрица  сердобольная, m-lle Тальминой потогонного приготовьте, да в
постель.
     - Случай  удивительный!  -  обратился  он  серьезно  к  стоявшей  подле
фельдшерице, смотревшей на него с подобострастным вниманием.
     Тальмина,  охая  и кряхтя, как настоящая больная, ложилась в постель, а
остальные давились со смеху.
     И  почти  каждый день ту или другую девочку спасал таким образом добрый
доктор.
     Ирочке  и  мне  было  предписано  остаться в лазарете на неопределенное
время.  Но  я  нимало не огорчилась этому. Здесь было много уютнее, нежели в
классе,  да  к  тому  же  я  могла отдохнуть некоторое время от нападок моих
несправедливых одноклассниц.
     По ночам я прокрадывалась в палату Ирочки, и мы болтали с ней до утра.
     Об  истории  с  пропавшей  книжкой  я  не могла умолчать перед нею. Она
внимательно  выслушала  меня  и,  нахмурив  свои  тонкие  брови, проговорила
сквозь зубы:
     - Фу,  какая  гадость! - и потом, помолчав, добавила: - Я так и думала,
что  с  вами  было  что-нибудь  из  ряда  вон  выходящее.  Вас, как мертвую,
принесли  в лазарет. M-lle Арно чуть с ума не сошла от испуга. Какие гадкие,
испорченные  девчонки!  Знаете,  Нина, если они посмеют еще раз обидеть вас,
вы придите ко мне и расскажите... Я уж сумею заступиться за вас...
     "Заступиться?  о, нет, милая Ирочка, - подумала я, - заступиться вам за
меня не придется. Я сумею постоять за себя сама".
     Я  рассказала Ирочке всю мою богатую событиями жизнь, и она внимательно
и  жадно  слушала  меня,  точно  это  была  не  история маленькой девочки, а
чудесная, волшебная сказка.
     - Нина!   -   часто  прерывала  она  меня  на  полуслове,  -  какая  вы
счастливая,  что  пережили  столько  интересного!  Я бы так хотела бродить с
волынкой, точно в сказке, и попасться в руки душманов...
     - Что  вы,  Ирочка!  -  испуганно  воскликнула  я.  -  Ведь  не  всегда
встречаются  в  жизни  такие  люди,  как Магома, а что бы случилось со мною,
если бы он не подоспел ко мне на выручку? Страшно подумать!..
     Славные   дни   провела  я  в  лазарете,  даже  тоска  по  дому  как-то
сглаживалась  и перестала проявляться прежними острыми порывами. Иногда меня
охватывала  даже  непреодолимая  жажда  пошалить  и попроказничать. Ведь мне
было только 11 лет, и жизнь била во мне ключом.
     В  лазарете  были  две  фельдшерицы:  одна  из  них, Вера Васильевна, -
чудеснейшее  и  добрейшее  существо,  а другая, Мирра Андреевна, - придира и
злючка. Насколько девочки любили первую, настолько же ненавидели вторую.
     Вера  Васильевна,  или  Пышка,  по-видимому,  покровительствовала  моей
начинавшейся  дружбе  с Ирэн, но Цапля (как прозвали безжалостные институтки
Мирру Андреевну за ее длинную шею) поминутно ворчала на меня:
     - Где это видано, чтобы седьмушки дневали и ночевали у старшеклассниц!
     Особенно  злилась  Цапля,  когда  накрывала  меня во время наших ночных
бесед с Ирочкой.
     - Спать  ступайте,  -  неприятным,  крикливым  голосом  взывала  она, -
сейчас же марш спать, а то я maman пожалуюсь!
     И  я,  пристыженная и негодующая, отправлялась восвояси. Спать, однако,
я  не могла и, выждав удобную минутку, когда Мирра Андреевна, окончив ночной
обход,  направлялась  в  свою  комнату,  я  поспешно  спрыгивала с постели и
осторожно  прокрадывалась  в  последнюю палату, где спала моя новая взрослая
подруга.
     Далеко  за  полночь  длилась  у нас бесконечная беседа о доме и родине,
приправляемая возгласами сочувствия, удивления и смехом.
     Мирра  Андреевна  догадалась, наконец, что после обхода я отправляюсь в
палату старших, и возымела намерение "накрыть" меня.
     - Сегодня  Цапля  второй обход сделает, - успела шепнуть мне лазаретная
девушка  Маша,  которая  полюбила  меня с первого же дня моего поступления в
лазарет.
     Я  была  огорчена  самым искренним образом. Полночи чудесной болтовни с
Ирэн вычеркивалось из моей жизни!
     - Ну,  постой  же,  скверная  Цапля,  -  возмутилась  я,  -  отучу тебя
подглядывать за нами!
     - Что вы хотите сделать, княжна? - встревожилась Ирочка.
     - А вот увидите.
     Я  особенно  послушно  улеглась  спать  в этот вечер, чем, конечно, еще
более увеличила подозрительность Цапли.
     В  большую  палату  привели  двух  новых больных, и, кроме того, пришла
одна  из  старшеклассниц,  заболевшая  внезапно  незнанием педагогики. Таким
образом, наша лазаретная семья увеличилась тремя новыми членами.
     После  спуска газа новенькие больные сразу уснули. Я лежала с открытыми
глазами,  смотрела  на  крохотное  газовое  пламя  ночника и думала об Ирэн,
спавшей за стеною.
     "Противная  Мирка!  -  злилась  я,  -  лишила  меня  такого  громадного
удовольствия..."
     Поздно,  должно  быть,  уже  около 11 часов, потому что все было тихо и
раздавался  только  сонный  храп  лазаретных  девушек,  спавших  тут  же,  я
неожиданно услышала шлепанье туфель по паркету.
     "Она", - мелькнуло в моей голове, и я приготовилась к атаке.
     Действительно,  это  была  Мирра  Андреевна, пришедшая подсматривать за
мною.  Неслышно подвигалась она на цыпочках к моей постели, одетая во что-то
длинное,  широкое  и клетчатое, вроде балахона, с двумя папильотками на лбу,
торчавшими наподобие рожек.
     Лишь   только   клетчатая   фигура  с  белыми  рожками  приблизилась  и
наклонилась  ко  мне  -  я  неожиданно  вскочила на постели и с диким криком
деланного испуга вцепилась обеими руками в злосчастные рожки.
     - Спасите,   помогите,   -  вопила  я,  -  привидение!  ай!  ай!  ай!..
привидение!..
     Шум  и  визг  поднялся невообразимый. Девочки проснулись и, разумеется,
не поняв в чем дело, вторили мне, крича спросонья на весь лазарет:
     - Ай, ай, привидение, спасите!
     Кричала   и   сама   Мирра,  испуганная  больше  нас  произведенной  ею
суматохой.  Она  делала всевозможные усилия, чтобы освободиться из моих рук,
но я так крепко ухватилась за белые рожки, что все ее старания были тщетны.
     Наконец,  она  собрала  последние  усилия,  рванулась  еще раз и... - о
ужас!  -  кожа  вместе  с волосами и белыми рожками отделилась с ее головы и
осталась в моих руках наподобие скальпа.
     Я  невольно  открыла  чужую  тайну:  почтенная  Мирра  носила  парик. С
совершенно  голым  черепом,  с бранью и криками, Цапля бросилась к выходу. А
я,  растерянная  и  смущенная неожиданным оборотом дела, лепетала, помахивая
оставшимся в моих руках париком:
     - Ах, Боже мой, кто же знал... Разве я думала...
     Газ  снова  подняли.  Комната  осветилась.  Больные перестали кричать и
волноваться и, окружив меня, хохотали теперь, как безумные.
     В  двух  словах  я передала им, как испугалась рогатого привидения, как
это  привидение  оказалось  почтенной  Миррой  Андреевной,  и даже не Миррой
Андреевной, а, верней, ее париком. Мы смеялись до изнеможения.
     Наконец,  решили  завернуть  злосчастный парик Мирры в бумагу и отнести
его разгневанной фельдшерице.
     Парик  передали Матеньке и велели ей как можно осторожнее доставить его
по назначению.
     На  другой  день,  на перевязке, у институток только и разговору было о
том,  как княжна Джаваха скальпировала Цаплю. Хохотали в классах, хохотали в
лазарете,  хохотали  в  подвальном  помещении  девушек-служанок. Только одна
Цапля  не  хохотала.  Она  бросала  на меня свирепые взгляды и настаивала на
скорейшей выписке меня из лазарета.
     На следующий вечер, нежно простясь с Ирочкой, я собиралась в класс.
     - До свиданья, шалунья! - с ласковой улыбкой поцеловала меня Ирэн.
     - До  свиданья,  лунная фея, выздоравливайте скорее; я буду вас ждать с
нетерпением в классах.
     Когда  я  поднялась  в  коридор и знакомое жужжанье нескольких десятков
голосов  оглушило  меня  -  чуждой  и  неприятной  показалась  мне  классная
атмосфера.  Я была убеждена, что меня ждут там прежние насмешки недружелюбно
относящихся ко мне одноклассниц.
     Но я ошиблась.
     Fraulein   Геннинг,  когда  я  вошла,  сидела  на  кафедре,  окруженная
девочками, отвечавшими ей заданные уроки.
     При моем появлении она ласково улыбнулась и спросила:
     - Ну, Gott grusst dich*. Поправилась?
     ______________
     * Здравствуй (южн.-нем.).

     Я  утвердительно  кивнула  головой и оглядела класс. Вокруг меня уже не
было  ни  одного враждебного личика. Девочки, казалось, чем-то пристыженные,
толпились вокруг меня, избегая моего взгляда.
     - Здравствуйте!  -  кивнула  мне  головой  Варюша  Чикунина, и голос ее
звучал еще ласковее, нежели прежде. - Совсем поправились?
     - Да!  и уже нашалила там порядочно, - засмеялась я и, присев подле нее
на парту, вкратце рассказала ей лазаретное происшествие.
     - Так  вот  вы  какая!  - удивленно подняла она брови и потом добавила,
неожиданно понизив голос: - а ведь книжечка-то нашлась!
     - Какая книжечка? - искренно удивилась я.
     - Да  Марковой...  помните, из-за которой вы заболели. Как же, нашлась.
Феня  ее  с  сором  вымела в коридор и потом принесла... Знаете ли, Джаваха,
они так сконфужены своим нелепым поступком с вами...
     - Кто?
     - И  Бельская,  и Маркова, и Запольская, словом, все, все... Они охотно
бы прибежали мириться с вами, да боятся, что вы их оттолкнете.
     - Пустяки! - весело вырвалось у меня, - пустяки!
     И  действительно,  все  казалось  мне  теперь  пустяками  в сравнении с
дружбой  Ирочки.  Институт уже не представлялся мне больше прежней мрачной и
угрюмой  тюрьмою.  В  нем  жила  со  своими загадочно-прозрачными глазками и
колокольчиком-смехом белокурая фея Ирэн.

 


Реклама

Добавить комментарий


Лидия Чарская "Сказки голубой феи"